Мои вчерашние размышления о качестве пения на Камышинке.
Частенько нас ругают за неслаженное пение.
Вот бывает, что ансамбль поет чисто и хорошо, и голоса ладят и сливаются. Но жизни в этом пении нет, как будто на синтезаторе песню играют с голосовой подзвучкой.
А бывает, что голоса в целом ладят, но есть между ними шероховатости, чуть бьется звук там и тут, наш громкий открытый звук. И тогда в середине песенного круга возникает невероятный сгусток энергии, переплетение нитей и потоков, кажется, что этот звук можно потрогать руками, он становится по-настоящему осязаем.
И подумалось мне, что никогда ни одно чистое пение я не променяю на этот восторг, на ощущение пульсации живой материи между нами.
Тогда и ответ сам складывается. Для чего мы поем? Не для сцены или записи, не для наблюдения со стороны или оценки.
Мы поем исключительно для себя, для этого бесконечного наслаждения, обмена энергиями, создания звучащего и вибрирующего поля между нами, для радости нахождения здесь и сейчас и одновременно в вечности.